I.
Желаем от прекрасного приплод, Чтоб розы не коснулся вечный сон, Созреет и ко времени умрёт, Но снова повторит её бутон; А ты, в свои ж смотрящийся глаза, Питаешь соком жизни сам себя, На пир пришедшим кость даёшь глодать, Сам над собой ликуя и скорбя; В сем дряхлом мире свежести росток, Герольд вовсю бушующей весны, Ты, скряга-мот, подводишь уж итог Богатствам прибывающей луны. Мир пожалей, обжора, не сжирай Для нас для всех созревший урожай.19.
Что ж, действуй, Время, - злобствуй и круши,
Вели земле пожрать своих детей,
Клыки в тигриной пасти раскроши,
И льва лиши безжалостных когтей;
С весёлым годом скорбный чередуй,
Хозяйничай, как знаешь, - проку нет:
Мир истлевает прямо на ходу,
Жизнь старится, - но слушай мой запрет:
Не смей касаться милого лица
Видавшим виды варварским резцом, -
Оно шагнёт с бумаги, как с крыльца,
Из наших дней в грядущее гонцом.
Ты можешь лгать, свирепствовать и красть:
Из этих строк ни слову не пропасть.
23.
Неопытный актер, запутав роль,
От страха не владеет языком;
Как лев рассвирепев, малютка моль
Себя погубит яростным прыжком;
Так я, страшась доверья твоего,
Забыл все ухищрения любви:
Ничтожно красноречья торжество,
Каким его ты страстным не зови.
Пускай с тобою в книгах говорят
Немые знаки горестей моих, -
Я с них сдеру случайных слов наряд
И втисну в скудной рифмой сжатый стих.
Учить язык безмолвья поспеши,
Глазами слушай музыку души.
24.
Художником заделался мой глаз,
И холст расположил в моей груди,
Решив, - такая рамка в самый раз
Красе твоей, - ты только погляди,
Как из хаОса пятен и штрихов
Твой облик проступает всё ясней;
Я - стены мастерской, порог и кров,
А ты - окно, распахнутое в ней.
Услуга за услугу, милый друг:
Мои глаза тебя запечатлят,
А сквозь твои, дневной свершая круг,
Пусть Солнце на тебя же бросит взгляд.
Глаза творят: не будем им мешать.
Зачем искусство явью искушать?
25.
Блажен, кому счастливая звезда
И честь, и гордый титул принесёт, -
Моя же берегла меня всегда
От слишком соблазнительных высот.
В лучах монарха фаворитов ряд
Сверкает, как на грядке ноготки;
Но вот поблек их праздничный наряд -
С капризным солнцем спорить не с руки.
Искусный воин, тысячью побед
Себе стяжавший славу, только раз
Был побеждён - о нём и слова нет
В людской молве, - хоть бился он за нас.
А я люблю тебя, любим тобой, -
Чтo мне судьба? Ты станешь мне судьбой.
26.
Мой Друг и Господин моей души,
(Столь важный сан внушает мне почтенье)
Я шлю тебе письмо, но не спеши
Искать в нём блеск ума иль вдохновенья.
Оно не в состоянии вместить
Те чувства, у которых я во власти,
Но, думаю, ты сможешь оценить
По бедности речей величье страсти.
Так вот: когда звезды какой-нибудь
Луч на меня укажет благосклонно,
Украсив мой безвестный, жалкий путь,
Чтоб он не причинял тебе урона,
Я другом назову тебя при всех;
Пока ж - скрываю самомненья грех.
27.
Разбит, истерзан, я спешу в кровать,
Дать отдых телу после стольких странствий,
Но бег воображенья обуздать -
Что серп луны молить о постоянстве.
Как из тюрьмы, из тела моего
Оно к тебе вернется, - в плен другой;
Мои глаза не видят ничего,
Ища во мраке облик дорогой,
И век сомкнуть нельзя. Так иногда
В ночи ненастной вялость превозмочь
Не в силах мы. Но явится звезда,
И скажешь ты: "Грех спать в такую ночь!"
Тобой живут и тело, и душа,
Меня и днём, и ночью тормоша.
28.
Какой чудак покой мне посулит?
Мой отдых слишком лёгок на подъём:
Дневных мозолей ночь не исцелит,
Я мучусь день за ночью, ночь за днём.
Они ж, хоть и заклятые враги,
Травить меня решили сообща:
Днем я в тоске. А ночью, хоть беги, -
Тоска во мне растёт, по швам треща.
Я Дню сказал, что ты - светлей луча,
Не страшно, если в тучах небосклон.
Я Смуглой льстил, на ушко ей шепча,
Что ты один заменишь звёздный сонм.
Но, что ни день, - длинней разлуки срок.
А что ни ночь, - всё горестней итог.
29.
Гоним судьбой, презрен в людских глазах,
Я плачу над злосчастием своим,
Мой крик в глухих затерян небесах,
Я сам собой терзаем и хулим.
Мне б так хотелось поменяться с тем,
Кто полной чашей хмель успеха пьёт,
Иль с этим, кто довольствуется всем,
Что нехотя Фортуна поднесёт.
Но счастлив я, в какой бы тьме я не был,
Подумав о тебе, - ведь эта мысль
Влечёт меня, как жаворонка, в небо,
Воспеть зари едва блеснувший мыс.
Твоя любовь дает мне столько сил,
Что и престол меня бы не прельстил.
30.
Когда в кружок уютных сладких снов
Ввожу я дни, прошедшие давно,
Мне горько слышать шорох их шагов,
Тревожащих былою болью ночь.
И плачу я, хоть плакать не привык,
О сгинувших в безвременной ночи
Любимых и друзьях. Мне впору выть,
Над прошлым проливая слез ручьи,
Предчувствуя ряд будущих обид,
Несчастий надвигающихся сонм, -
Я все это прошёл, но предстоит
Мне новым стоном вспомнить каждый стон.
Я жду, когда приснится милый друг, -
Мы вместе разорвём порочный круг.
36.
Позволь сказать, что мы разделены:
Хотя любовь нельзя разбить на два
Куска, но все невзгоды мы должны
Делить: тебе - печаль, а мне - права
На боль, на клевету, презренье всех,
Кто близок был - у нас одна душа,
Ей нет вреда от суетных помех,
Но как же воровать они спешат
Минуты, дни, года блаженных встреч:
Ведь я, чуть что, влеку к тебе позор,
А ты, едва заслыша мою речь,
В смятеньи потупляешь в землю взор.
Но раз моя любовь светла, как день,
Чтоб ты был чист, я отступаю в тень.
39.
Твое очарованье как воспеть,
Когда ты лучшее, что есть во мне?
Хвалить себя - как робкому посметь?
Хвалить тебя - воздать себе вдвойне.
Тогда, пожалуй, разлучимся мы,
Жить станут двое вместо одного,
Чтоб стих, тобою данный мне взаймы,
Вернул, что причитается с него.
Разлука, ты б измучила меня,
Не дай мне силы горький твой досуг,
Украсив сладким словом злобу дня,
Его прожить, - и сбыть скорее с рук.
Любовь одна. А мы с тобою два
В её силки попавших существа.
40.
Возьми, любимый, всё, что я любил;
Хоть это "всё" и прежде ты имел, -
Ведь я ни с кем ни разу не делил
Тебя достойных помыслов и дел.
Ты любишь. Ты любовь мою берёшь, -
И счастлив я, довольный тем вполне;
Но проклят будь, когда ты нагло лжешь,
Играя в страсть, чтоб выгадать вдвойне.
Все ж я тебя прощу, мой милый вор, -
Ты с нищего содрал последний грош,
Но горше нам любви немой укор,
Чем злобы оскорбленья и грабёж.
Беспутный плут, в ком сладостен изъян,
Язви меня, - я рад всегда друзьям.
44.
О, если б стала плоть быстрее мысли,
Насколько б сократился длинный путь,
И я, в пернатый сонм себя зачислив,
Помчался бы упасть тебе на грудь.
И, в самой дальней дали находясь,
Я мигом возвратился бы к тебе,
Легко минуя море, сушу, грязь,
Как лист, пленённый ветром в сентябре.
Но я не лист, и я измучен мыслью,
Что сотни миль осилить не смогу,
И мысли вслед, пустившись даже рысью,
Лишь горестно стенаю на бегу.
Плоть слеплена из глины и воды:
Пот, слёзы, кровь - награда за труды.
45.
Огонь и воздух - страсть и воздыханье -
Всегда с тобой, где б я ни кочевал.
Рожденные мной мысли и желанья
Летят, куда им путь я указал.
Но, видишь ли, какая незадача, -
Со мной теперь осталось только два
Первичных вещества, - и вот я плачу,
И ниже плеч склонилась голова.
Грущу, пока летучие стихии
Гармонию в мой разум не вернут,
Сказав, что ты здоров, и что плохие
Известия на сей раз не придут.
Но что нам эфемерные мечты,
Когда вполне реальны я и ты.
60.
Волна к волне нахлынет на голыш,
И ты, минута, рвёшься в круговерть
Отчаянно, - зачем ты так спешишь
Найти в рутине собственную смерть?
С рожденья набирая полный свет,
Круглим бока, гордясь расцветом сил;
Когда ж в ущербе мы сойдем на нет,
Отнимет время всё, чем Бог ссудил.
Оно побьёт морозом нежный цвет,
Избороздит морщинами чело,
Пожрав плоды прекраснейших побед,
Под корень истребит добро и зло.
Но тихий стих мой в бурях устоит,
Звезде твоей послушный, как магнит.
65.
Латунь и камень, море и земля
Не превозмогут скучный дух упадка,
И плачет красота, судьбу моля
О милости, - да и судьбе не сладко.
О, как дыханье лета устоит
Под натиском остервенелых дней,
Когда не столь могуществен гранит
И сталь сильна, - чем власть календарей?
О, страшная загадка: где, увы,
От Времени сокрыть его же плод,
И чья рука заглушит рост травы
На кладбище, и стрелки вспять вернет?
Нигде, ничья; но средство есть одно:
Всё сущее в словах воплощено.
66.
Ото всего я дo смерти устал:
Достойный и на паперти хорош,
Пока пустейший Грешник правит бал,
А Верный продается ни за грош,
На ровном месте Честный вдруг скользит,
Ты Девственник? - забудь о чистоте;
В опале Гений - что за жалкий вид!
А вот Силач с Бессильным на хребте,
За ним Певец, - увы, без языка,
Безумье-врач за Разумом-больным,
Мудрец в ослиной маске Дурака,
Добро-батрак и Зло с кнутом над ним.
Я так устал, что смерть легко приму.
Но вдруг я нужен другу моему?
92.
Ну что ж, беги; что ж, уходи, мой друг, -
Твоя любовь останется со мной;
Не чувство, нет, - не более, чем звук,
Но лишь она продлит мой путь земной.
Не устрашусь я худшей из обид:
Малейшая меня загонит в гроб,
Где мне, надеюсь, больше не грозит,
Дрожать как лист, когда ты морщишь лоб.
Я для измен твоих неуязвим:
Мне не придётся долго их терпеть;
Сколь я доволен жребием своим -
Я счастлив жить, и счастлив умереть!
Но твой каприз во мне рождает страх:
Вдруг я опять останусь в дураках.
97.
Какая воцарилась вдруг зима,
Когда я был с тобою разлучён!
О, как я мерз, дрожал, сходил с ума,
На голый страх декабрьский обречен!
А ведь стояло лето на дворе:
Шла осень вслед, неся во чреве плод
Весенних буйств, - подобная вдове,
Чей муж угас, успев продолжить род.
Так все плоды земные вижу я
Потомством без отца, толпой сирот;
Мне кажется, мой друг, вина твоя,
Что лист увял, а птица не поёт;
И вряд ли кто издаст хоть слабый писк:
Не по сезону столь великий риск.
102.
Любовь растет - в безмолвье чахнут речи;
Я крепче льну, хотя всё реже льщу:
Продажна страсть, коль я при каждой встрече
На целый мир о нежности трещу.
Пока твой взгляд был внове для меня,
Я сладко пел желанный твой приход;
Так соловей весну зовёт, гремя,
Но замолчит, когда нальется плод.
Не то, чтоб май несносен был, пока
Певца печальным свистом ночь полна,
Но песнь, что плещет с каждого сука,
Докучна мне, как липкая смола.
И потому язык свой придержу, -
А то зевок от милой заслужу.
105.
В любви моей - ни фраз, ни суеты,
Чтоб из хвалы воздвигнуть пьедестал
Любимому; но в самом деле ты
Мне жизнью всей и вдохновеньем стал.
Любовь моя податлива, как воск,
Но неизменна в твердости своей -
Вот отчего мой стих суров и прост:
Ни полусвета, ни полутеней.
Ты верен, чист и свят, - я день-деньской
Твержу себе: ты верен, свят и чист,
И вот, теряя разум и покой,
Штурмую Божество, чтоб рухнуть вниз.
Но и в аду не в силах я забыть:
Ты чист, и свят, и верен... может быть.
109.
Не говори, что сердцем я фальшив:
Хотя в разлуке страсть едва жива,
Легко ли, ропот крови заглушив,
Душой по белу свету кочевать,
Когда мой дом - в тебе. Как блудный сын
Вернусь домой, и, чтобы смыть позор,
Я воду разыщу в песках пустынь,
Но не суди меня до этих пор.
Не верь, - хотя и крутят в жилах флирт
Все вероломства всех людских кровей,
Что можно так нелепо бросить мир,
Что создал я по милости твоей.
Вселенная пуста: тебя в ней нет.
Но ты придёшь - и вновь родится свет.
119.
О, как я слаб! Я плаваю в слезах
Сирен, взахлёб глотая серный смрад.
Надежда к страху льнет, к надежде страх,
Я нищ как червь, а думал, что богат!
Слепое сердце, как же ты могло
Так ошибиться в светлый час любви?
В какую дичь мой разум занесло,
И что за хворь горит в моей крови?
Нет худа без добра - ведь я постиг,
Что свет сильнее манит нас во тьме,
И в знак любви разрушенной воздвиг
Я новый храм, блистательней втройне.
Пусть я сожмусь до крохотной черты -
Ущерб любви щедрее полноты.
120.
Ты сделал мне добро, меня измучив, -
Ведь боль, что я почувствовал тогда,
Теперь меня раскаянью научит,
Коль я не столб, не камень, не руда.
И если мучил я тебя до дрожи,
Как ты - меня, ты корчишься в аду,
А я, тиран, твои обиды множу,
В их степень возведя свою беду.
Пусть эта ночь страданий мне напомнит,
Как больно бьёт жестокая тоска,
И я - тебя, и ты меня ладонью
Целительной дотронешься слегка.
Да будет преступленье прощено:
Ведь мы с тобой и в ссоре заодно.
121.
Приятней подлым быть, а не прослыть -
Безвинному стоять перед судом
Куда тошней. Возможно ль чувству жить
Не в нашем сердце, а в глазу чужом?
Как могут чьи-то лживые зрачки
Оправдывать мою живую кровь,
Когда судья и сам привык ловчить,
Зовя притворством - страсть, грехом - любовь?
О нет, я - это я. На свой аршин
Вы мерите свою же кривизну, -
Итак, я прям. А что до вашей лжи,
То я с крючка гнилого соскользну.
Но в мире есть одно большое зло:
Все люди злы, а злость - их ремесло.
148.
Ну вот! Любовь мне вынула глаза,
Дала свои. Я вижу всё не так,
Навыворот. А как бы мне узнать,
Что есть на самом деле? Может, знак
Рассудок мне подаст, - а он уже
Сбежал, такой не вынеся беды.
Мир, кажется, стоит на рубеже
Меж сном и явью, призрачный, как дым.
Но могут ли глаза любви не лгать,
Всегда настороже, всегда в слезах?
Итак, влюблённый вынужден блуждать,
Как солнца диск, в ненастье и впотьмах!
Коварная любовь! Я слеп от слёз:
Все видят грех, а я - лишь россыпь звёзд.